Адам Ротфельд: «Каждый имеет право сам интерпретировать историю.
Но факты должны быть общие»
Наталья КИЧИГИНА
«Визит в Польшу завершен. Улучшение отношений очевидно. Лечу в Брюссель. Основная тема — модернизация экономики и визы», — написал Дмитрий Медведев в своем блоге в Твиттере по результатам двухдневного официального визита в Варшаву.
«В течение тысячи лет с момента образования польской и российской государственности никогда отношения между нашими странами не была лучше, чем в период после 1991 года», — считает Адам Ротфельд. Словам в прошлом министра иностранных дел Польши, а с 2008-го сопредседателя российско-польской группы по сложным вопросам можно доверять.
Ротфельд также принадлежит к группе «мудрецов», работавших над подготовкой доклада «НАТО 2020: гарантированная безопасность, динамичное взаимодействие», на основе которого была создана новая стратегическая концепция НАТО. Хотя сам Ротфельд признался в беседе с российскими, украинскими и грузинскими журналистами, что мудрецом себя не считает и других мудрецов в группе тоже не заметил, но нашел в ней людей опытных, разбирающихся в вопросах международной политики.
Кроме того, Ротфельд — член Евро-Атлантической инициативы в области безопасности (EASI) — комиссии высокого уровня, созданной в декабре 2009 г. для разработки концептуальных параметров всеобщей инклюзивной евро-атлантической системы безопасности ХХI века.
Во многом благодаря работе российско-польской группы по сложным вопросам состоялась встреча премьер-министров России и Польши 7 апреля этого года в Смоленске. С тех пор, как говаривал Горбачев, «процесс пошел». С российской стороны группу возглавляет ректор МГИМО Анатолий Торкунов.
Одной из предпосылок к нахождению взаимопонимания Ротфельд считает признание за каждой из стран права самостоятельно интерпретировать свое прошлое. «Наивны те, кто думает, что мы когда-нибудь вдруг согласуем общую историю.
Единственное, что должно быть общим, это факты. Но толкование этих фактов будет совершенно различным, потому что мы часто воспринимаем события иначе», — уверен Ротфельд.
Он добавляет: «Пример, который я часто привожу. Александр Суворов был великим полководцем. Это факт. Был маршалом. Победоносцем. Но в Польше его воспринимают не как великого полководца и государственного мужа, а как ответственного за резню неповинных граждан, когда было убито несколько десятков тысяч поляков, в той части Варшавы на правом берегу Вислы, которая называется «Прага».
А с точки зрения Суворова, это было военное мероприятие, ответ. Для россиян светлое имя Суворова является иконой. А иконы имеют особые права. Начертание иконы обусловлено каноном. И у каждого народа каноническая фигура своя. Для Польши это — Юзеф Пилсудский. А в России к имени Пилсудского были привинчены ярлыки, что он был националист, почти что нацист. На самом деле он был социалистом. И корни у него были такие же, как у Ленина. Ленин и Пилсудский имеют много общего. Старший брат Ленина и старший брат Пилсудского были друзьями, оба участвовали в организации покушения на российского царя, и оба потом были приговорены к смертной казни. Из-за этого Владимир Ульянов решил бороться против царского режима и занял особое место в истории России. А Пилсудский решил бороться за независимость Польши. И занял свое место в нашей истории».
Историки относят польско-большевистскую войну, процесс закладки фундамента польского государства к 1918 году, к тем событиям, которые вызывают серьезные разночтения у двух сторон. Ротфильд объясняет: «С точки зрения России, это была не война против Польши, а война за революцию в Европе. Руководство большевистской партии — Ленин, Троцкий, Сталин опасались, что революционные перемены не будут осуществлены в России, если не произойдет также общеевропейской, а может быть, и мировой революции. И именно Польша стала той преградой, которая помешала тому, чтобы революция охватила всю Европу. И как очень образно сказал Ленин, «надо было через труп Польши войти в Германию». А в Германии на тот момент также возникли движения, которые были готовы свергнуть правящий строй. И никто тогда в России не задумывался над тем, что в Польше не только помещики, капиталисты, банкиры, но также простой народ были против. На востоке был создан революционный комитет, в который вошли небезызвестный Феликс Дзержинский, Юлиан Макревский и Феликс Кон, но дело в том, что их не поддержали».
А когда, понадеявшись на возникшее национальное движение на Украине, Пилсудский пошел на Киев, то уже он был озадачен тем, что его тоже не поддержали.
«Хотя его не поддержали по другим причинам. Потому что не воспринимали «панской Польши». Ко мне очень часто обращаются в России: «Пан». Я не обижаюсь, потому что я считаю это нормально, так как у нас в Польше это принято. Но в русском языке слово «пан» все же имеет особое звучание. Немножко с иронией, немножко насмешливое. Оно больше подходит для кабаре, чем для общения, нормальных отношений. Так как россияне, когда общаются между собой или обращаются к иностранцам, обычно говорят «господин». Поскольку, за исключением поляков, ни к кому не обращаются «пан», то получается, что поляки — выделенная нация «Панская Польша», — делится своими наблюдениями Ротфельд.
По мнению бывшего главы МИДа Польши, в отношениях между Польшей и Россией много вопросов, имеющих элемент особой фасцинации*, и глубоко уходящих корнями в прошлое. С одной стороны, как в России, так и в других странах на постсоветском пространстве считают, что в Польше очень высокий уровень культуры, что Польша принадлежит больше к западному миру, чем к Восточной Европе.
«Но в то же время, с другой стороны, присутствует некое пренебрежительное отношение. С точки зрения политического анализа, оно возникает главным образом из-за того, что Польша была разделена в конце восемнадцатого века... 123 года, а это долгий срок, Польша была лишена независимости. И это, конечно же, оставило след в национальной памяти россиян, что это часть нашей империи. Хотя у Польши был особый статус, даже во время сталинского режима. Сталин не очень верил, что Польша может стать социалистической страной, и в разговоре с де Голлем он как-то сказал: «Польша так же не приспособлена к социализму, как корова к седлу». Сталин знал, что в Польше очень сильна католическая церковь».
По оценке Ротфельда, среди «положительных, обнадеживающих элементов отношений между Польшей и Россией — то, что Россия — это не Советский Союзо. Более того, Российская Федерация — совершенно новое государство по своему складу. Конечно, есть какой-то элемент преемственности царской России, Советского Союза, но главное то, что это — не идеологическое государство, а значит, мы можем сесть за стол и говорить всерьез о том, что правда, а что — неправда. Часто говорят, что правда лежит посередине. Нет. Правда никогда не лежит посередине. Как сказал один из моих предшественников, профессор Бартошевский, правда лежит там, где она лежит. Она не должна становиться вопросом переговоров: «вы нам дадите пятьдесят процентов, и мы вам столько же дадим». Правда объективна, но мы никогда не можем ее полностью раскрыть из-за того, что всегда есть какие-то недостатки знаний, документов. Но дело в том, что впервые у Москвы и Варшавы появилась возможность начать разговор всерьез».
Каждый раз, когда в Польшу приезжает высокий представитель Российского государства, будь то президент, премьер-министр, глава МИДа, ему всегда задается вопрос: «А будет сдвиг по вопросу Катыни или не будет?». Ротфильд настаивает, чтобы вопрос Катыни был передан историкам, необходимо опубликовать эти документы и реабилитировать невинных.
Именно поэтому в Польше так высоко оценили заявление Госдумы РФ от 26 ноября «О Катынской трагедии и ее жертвах». Однако всего за несколько дней до этого Европейский суд по правам человека в Страсбурге получил письмо от министерства юстиции России в ответ на иск семей расстрелянных сталинским НКВД в Катыни поляков. И этот ответ вызвал резко негативную реакцию в польском обществе.
«В этом письме Катынь не называется преступлением, а катынскими событиями, которые привели к гибели польских офицеров. Короче говоря, обидчивый такой ответ, который вызвал в Польше озлобление. И это было сделано официальным представителем российской юстиции за несколько дней до приезда президента России в Варшаву», — рассказывает Ротфельд.
Он видит три возможных объяснения, почему было отправлено такое письмо.
«Первое — оно было написано людьми, которые живут в прошлом. Второе — оно было написано людьми, которые противятся руководству российского государства. Так как и Путиным, и Медведевым о Катыни уже было намного больше сказано. И ни одно из этих слов правды в этом письме не употребляется. То есть авторы документа — просто противники улучшения отношений между Польшей и Россией.
И есть третий элемент. У авторов документа могут быть какие-то личные причины, ведь они являлись авторами и предыдущих документов. И теперь они отстаивают свою позицию, так как они должны иначе признать, что то, что мы писали раньше, это было неправда. А чиновники, они всегда защищают свою позицию. И все эти три элемента в результате вылились в это письмо. Но эти люди, процитирую опять Лермонтова, «они не знают, на что они руку поднимают». Они не до конца понимают, что если Страсбургский суд будет этим вопросом заниматься, он вынесет решение против России. А это повлечет новое негодование в стране, так как будут говорить: вот Запад обещал нам улучшение отношений, а видите, снова нас обижают».
Ротфельд напоминает, что преступление было совершено более семидесяти лет назад. И можно было уже давно этот вопрос снять. Горбачев, Ельцин сделали первые, самые трудные, шаги. Потом совместное расследование было прервано, но появился новый шанс возобновить совместные подходы по решению этого вопроса. Тем не менее, в России есть люди, которых это не устраивает, и они создают ажиотаж вокруг Катыни, и такую обстановку, которая затрудняет политикам принятие решений.
«Всяческие выпады еще будут. К примеру, когда в прошлом году Путин приехал в Гданьск на семидесятую годовщину, для меня было ясно, что это является очень важным и принципиальным поступком с его стороны, потому что подавляющее большинство россиян считают, что война началась 22 июня, а не первого сентября. Путин уже своим присутствием, вне зависимости от выступления, послания польским читателям, которое документально было намного более важным и интересным, чем собственно выступление, он сделал серьезный шаг рассказать всю правду.
И вдруг, во время его пребывания в Польше, в России выплеснулась волна обвинений в адрес Польши в том, что она в 1939 г. была антисоветской, и что якобы Польша хотела стать союзником Гитлера. Польша была все-таки первой страной, которая выступила против Гитлера. Польский министр иностранных дел на тот момент Юзеф Бек, которого я, кстати, не считаю великим дипломатом, все-таки был интеллигентным, думающим человеком. И после захвата Чехословакии он был первым, кто сказал, что с Польшей этого не будет, и мы не допустим того, чтобы демократическое государство было уничтожено без единого выстрела».
Историк продолжает: «И вдруг в российской печати появляются такие статьи, идут публикации документов советской разведки, из которых якобы следует, что Польша ведет какие-то секретные переговоры с Германией против Советского Союза. И в Польше все задавались вопросом: что происходит? Здесь Путин выступает с одним заявлением, а в России в это время такое пишут.
Я считаю, что переход от лжи к правде всегда вызывает сопротивление, если эта ложь повторялась в течение трех — четырех поколений. И люди уже приняли ее как часть своего мировоззрения. Но сделано уже слишком много шагов и с российской стороны, и с польской на пути к поиску взаимопонимания, и реального возврата к прошлому уже нет. Этот процесс можно затруднить, замедлить, но уже не остановить. Я видел, как в Лиссабоне на саммите НАТО—Россия все участники «круглого стола» выступали за новый тип отношений между североатлантическим альянсом и Россией».
Не менее важным, чем выяснение всех фактов по Катыни, Ротфельд считает также обнародование правды о судьбе красноармейцев в польском плену. «Вопрос не только в том, знают ли историки правду или нет, а также в том, как она воспринимается обществом. К примеру, в Польше есть люди, которые верят, что в Смоленске произошла катастрофа «из-за заговора». И теперь вести рациональный разговор с этими людьми очень сложно».
Он также рассказал, что во время встречи с сопредседателями группы по трудным вопросам 7 апреля в Смоленске «премьер Путин поднял вопрос Катыни. Путин сказал, что ему кажется, что решение о расстреле польских офицеров в Катыни для Сталина было обосновано тем, что в его мышлении, это был ответ на польско-большевистскую войну, проигранную Россией, и это было для него связано с историей красноармейцев в польском плену».
Когда Ротфельд, находясь на посту министра иностранных дел, узнал, что российская сторона занимается расследованием содержания в польском плену красноармейцев во время польско-большевистской войны, он счел, что правильным будет честно разобраться во всем: «Все архивы были открыты, группа россиян-архивистов приехала в Польшу, получила доступ ко всем документам. И я предложил все эти документы опубликовать. Они были опубликованы в 2004 году у нас на польском языке и на русском языке в Москве.
И когда была создана группа по трудным вопросам, так как мы опять занялись этим вопросом, я решил разобраться, что сталось с этими документами. И оказалось, что эти документы были опубликованы как книга, но в России они лежат в магазинах на складах, поскольку их не распространяют. Я спросил, почему. И мои российские партнеры мне ответили, что «время еще не созрело». В прошлом году в Москве решил купить пятьдесят экземпляров книги и раздать всем журналистам на пресс-конференции. До сих пор этой книги нет в магазинах, в интернете она есть, и за плату ее можно скачать. Называется она «Красноармейцы в польском плену 1919—1922». Диалогу между двумя странами помогла и совместная подготовка книги «Белые пятна — черные пятна. Сложные вопросы в российско-польских отношениях». На русском языке книга издана раньше, а 2 декабря ее авторы были награждены специальным дипломом премии «Общественная мысль» в области общественно-научной литературы. В Польше презентацию книги решили приурочить к визиту Дмитрия Медведева.
«Эта книга, возможно, в чем-то несовершенна. Но мы хотели, чтобы в ней не было никаких согласованных позиций. Такое согласование потребовало бы переговоров. А оценка таких вопросов не может быть предметом переговоров, она должна быть проявлением типичных для поляков и россиян мнений. Мы стремились показать две перспективы», — поясняет Ротфельд.
И его точку зрения в Польше разделяют многие.
Данная статья вышла в выпуске №49 (537) 1
Сергей ЛОЗУНЬКО
Публикуя статью С. Лозунько, мы понимаем, что его мнение о характере событий в Катыни, безусловно, вызовет противоречивые оценки наших читателей, особенно историков и публицистов.
Мы готовы предоставить им возможность высказать свою точку зрения и изложить иные аргументы на страницах «2000».
В интервью, недавно опубликованном в «2000», экс-министр иностранных дел Польши Адам Ротфельд призывал к исторической правде, требовал оперировать фактами («Каждый имеет право сам интерпретировать историю. Но факты должны быть общие» // № 49(537), 10—16.12.10). В то же время он позволил себе передергивания, подтасовки, грубое искажение исторических событий.
Однако есть смысл сказать несколько слов о том, что стало отправными точками для указанного интервью, — о заявлении госдумы «О Катынской трагедии и ее жертвах» от 26 ноября и визите президента РФ Дмитрия Медведева в Польшу 6—7 декабря.
Заявление госдумы — политическая телега, запряженная впереди юридической лошади. К сожалению, далеко не первый случай в нашей истории. Политическими оценками опять подменяются и предваряются юридические выводы. Это как если бы сначала вынесли решение суда, а затем приступили к проведению следствия.
Никакой суд на данный момент не доказал, что поляки в Катыни были расстреляны «по прямому указанию Сталина и других советских руководителей» (как сказано в упомянутом заявлении ГД). Напротив — в обвинительном заключении Нюрнбергского трибунала, подписанном 6 октября 1945 г. Р. А. Руденко (от имени СССР), Х. Шоукроссом (от Великобритании и Северной Ирландии), Р. Х. Джексоном (от имени США), Ф. де Ментоном (от имени Франции), в разд. III «Военные преступления», пункте C «Убийства и жестокое обращение с военнопленными и другими военнослужащими стран, с которыми Германия находилась в состоянии войны, а также с лицами, находящимися в открытом море» среди прочего содержалось и следующее обвинение: «В сентябре 1941 года 11 000 польских офицеров-военнопленных были убиты в Катынском лесу близ Смоленска» (Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. — М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1954. — Т. 1. — С. 58).
Дмитрий Медведев в интервью польскому телевидению накануне визита в Польшу, отметив, что за Катынь «отвечают Сталин и его приспешники», сослался на «соответствующие документы, которые были получены из так называемой «особой папки», — документы более чем сомнительного происхождения, достоверность которых ставят под вопрос многие исследователи (о чем неоднократно писали и «2000»).
Есть много и других фактов, прямо или косвенно опровергающих «геббельсовскую» версию катынских событий. Это и немецкие пули, которыми расстреляны польские офицеры, и немецкий бумажный шпагат, которым связывали руки жертвам, и показания свидетелей. И т. д. и т. п.
Меня лично давно интригует такой факт: почему из сотен тысяч поляков, находившихся в советском плену, были расстреляны именно те, кто пребывал в лагерях, расположенных в европейской части СССР (на территориях, оккупированных фашистами). А вот те, кто был в Сибири и Северном Казахстане, остались живы — и позже воевали в армиях Андерса и Берлинга.
Москва не впервые пытается снискать расположение Варшавы посредством таких акций. Это уже было при Горбачеве и Ельцине. И, как мы знаем, поляки не стали любить Россию сильнее. Можно не сомневаться, что и на этот раз дело завершится тем же результатом.
Уже на следующий день после отъезда Медведева из Польши президент Коморовский заявил в Вашингтоне, что Варшава не готова к «перезагрузке» отношений с Москвой. «Когда живешь бок о бок с кем-то на протяжении тысячи лет, невозможно перестроить все прошлые отношения одним нажатием кнопки «перезагрузка». Мы не готовы полностью перезагрузить и стереть тысячу лет неспокойных отношений с россиянами», — передавало агентство Reuters его слова.
В ходе визита в США Коморовский договорился с Обамой о развертывании на польской территории элементов американской системы ПРО, о размещении на польских аэродромах американских истребителей F-16 и военно-транспортной авиации. Т. е. Польша по-прежнему видит себя плацдармом США у российских границ.
При этом у поляков появились новые аргументы, которые они могут использовать, чтобы требовать от России как правопреемницы СССР выплаты компенсаций жертвам Катыни. Об этом прямо заявил лидер партии «Право и справедливость» (PIS) Ярослав Качиньский, комментируя заявление госдумы о признании Катыни «преступлением сталинизма». «Речь идет о том, чтобы сделать из этого окончательные выводы, признать вину, попросить извинения и заплатить возмещение», — сказал он.
Министр иностранных дел Польши Бек прибыл на поклон к Гитлеру.Обергоф, 1938 г.
Сами поляки ни за что извиняться не намерены. Что подтвердил и пан Ротфельд в интервью «2000». По мнению Польши, десятки тысяч красноармейцев, погибших в польском плену после войны 1920 г. вследствие ненадлежащих условий содержания, извинений на государственном уровне не заслуживают.
В свое время в ноте наркома индел Чичерина от 9 сентября 1921 г. на имя поверенного в делах Польши в РСФСР Филипповича говорилось о 60 тысячах жертв: «На ответственности Польского Правительства всецело остаются неописуемые ужасы, которые до сих пор безнаказанно творятся в таких местах, как лагерь Стржалково. Достаточно указать на то, что в течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч» (Документы внешней политики СССР. — М.: Госполитиздат, 1960. — Т. 4. — С. 319). Современные исследователи называют даже большую цифру. В частности, в 1998 г. генпрокуратура России обращалась к польским коллегам с письмом, в котором просила провести расследование причин смерти в польском плену 82,5 тыс. красноармейцев.
Но поляки отвечают, что раз красноармейцев не убивали выстрелом в затылок, то и извиняться Польше не за что — сами, мол, умерли.
Пан Ротфельд апеллирует к документам, представленным в сборнике «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг.» (М.— СПб.: изд-во «Летний сад», 2004), — якобы они опровергают польскую вину. Но достаточно ознакомиться с материалами этого издания, чтобы прийти к однозначному выводу: пленным были созданы условия, практически не оставляющие им ни малейших шансов выжить.
Из рапорта санинспектора Восточного фронта генерал-майора Бернатовича начальнику санитарии Главного интендантства о положении военнопленных в лагере в Брест-Литовске и госпиталях от 26 июля 1919 г.: «...Около 300 больных, которые не изолированы от здоровых, в связи с чем среди пленных быстро распространяются эпидемии. Для больных предназначены 300 коек, однако это не койки, а нары из досок, нередко одни нары для нескольких больных. Как здоровые, так и самые тяжело больные лежат на голых досках, полное отсутствие какого-либо белья, одеял, сенников, так что больные спят в своей одежде, грязной и завшивленной, не меняя рубашек нередко неделями» (Красноармейцы в польском плену... — С. 69).
При этом пан Ротфельд рассказывает сказку о том, что книга-де засекречена в России, из-за чего россияне до сих пор не могут узнать правду о невиновности Польши: «...эти документы были опубликованы как книга, но в России они лежат в магазинах на складах, поскольку их не распространяют (Здесь и далее выделено мной. — С. Л.) Я спросил, почему. И мои российские партнеры мне ответили, что «время еще не созрело». В прошлом году в Москве решил купить пятьдесят экземпляров книги и раздать всем журналистам на пресс-конференции. До сих пор этой книги нет в магазинах, в интернете она есть, и за плату ее можно скачать. Называется она «Красноармейцы в польском плену 1919—1922«.
Тем не менее в прошлом году в Москве эта книга продавалась совершенно свободно.
Кстати, в интернете книгу можно скачать совершенно бесплатно на сайте www.bookshunt.ru.
Ничего не слышно и о намерении Польши покаяться за расстрел миссии Российского Красного Креста. Власти Польши 20 декабря 1918 г. арестовали пятерых членов миссии и заключили их в крепость (при этом на запросы советской стороны неизменно отвечали, что об их местонахождении «не имеют информации»), откуда 30 декабря в сопровождении жандармов и солдат увезли к границе Гродненской губернии, в район близ Бельска. А 2 января 1919-го — расстреляли. Об этом стало известно благодаря тому, что раненого Леона Альтера поляки приняли за мертвого и ему удалось бежать.
Поскольку дело касалось сотрудников Красного Креста, история получила широкую огласку и определенный международный резонанс. Варшава была вынуждена признать, что данное преступление — на ее совести. Но в нынешней Польше, уверен, на месте расстрела миссии Российского Красного Креста нет даже памятного знака. Не говоря уж о том, что не проводится никаких публичных мероприятий в память о погибших.
Пан Ротфельд в интервью рассказал старую байку о том, как Польша спасла Европу от «мировой революции». Показательно, как лукаво он построил свое повествование:
«Ротфильд объясняет: «С точки зрения России, это была не война против Польши, а война за революцию в Европе. Руководство большевистской партии — Ленин, Троцкий, Сталин опасались, что революционные перемены не будут осуществлены в России, если не произойдет также общеевропейской, а может быть, и мировой революции. И именно Польша стала той преградой, которая помешала тому, чтобы революция охватила всю Европу. И как очень образно сказал Ленин, «надо было через труп Польши войти в Германию»... На востоке был создан революционный комитет, в который вошли небезызвестный Феликс Дзержинский, Юлиан Мархлевский и Феликс Кон, но дело в том, что их не поддержали...
А когда, понадеявшись на возникшее национальное движение на Украине, Пилсудский пошел на Киев, то уже он был озадачен тем, что его тоже не поддержали».
При чтении сказанного Ротфельдом может сложиться впечатление, что это Советская Россия напала на Польшу — в рамках того самого коварного плана, целью которого была мировая революция, — и только потом Пилсудский (как бы в ответ) пошел походом на Киев.
Т. е. Ротфельд перевернул все с ног на голову.
Как же было на самом деле? Фактологическая, объективная сторона вопроса такова: не будь агрессии Пилсудского в апреле 1920-го — не было бы и никакого «похода за Вислу», включая сугубо пропагандистские лозунги о «мировой революции».
Пан Ротфельд, очевидно, запамятовал, но власти Советской России с конца 1918-го по весну 1920 г. направили Польше добрый десяток нот с предложением подписать мирный договор и установить дипломатические отношения. И ни на одну из них не получили положительного ответа!
«Еще в апреле этого года (1919-го. — С. Л.) Российское Советское Правительство давало делегату Польской Республики гражданину Венцковскому повторные заверения о своем неизменном желании положить конец кровопролитию между народами России и Польши, и без того столь измученными бедствиями пяти лет войны, полагая в то же время, как и всегда, что легко осуществить соглашение между Россией и Польшей, — говорилось в Ноте правительства РСФСР Правительству Польши от 22 декабря 1919 г. —...Наши мирные предложения оставались тем не менее без ответа, и польские войска продолжали в течение следующих месяцев продвигаться вперед на территории Советских Республик, дружественных Советской России.
Советское Правительство с тем большим изумлением узнало, что 28 ноября Помощник Статс-Секретаря Скржинский в ответ на запрос в польском сейме заявил, что якобы Российская Республика никогда не предлагала Польше мир и что она якобы угрожала Польше вторжением и не была нисколько склонна к соглашению, отвечающему желаниям польского народа. Желая устранить всякие недоразумения, могущие затруднить скорое установление мирных и дружественных отношений между обоими народами, Советское Правительство снова подтверждает данные им ранее заверения о своем твердом желании положить конец всякому конфликту с Польшей. Советское Правительство обращается к Польскому Правительству с формальным предложением немедленно начать переговоры, имеющие целью заключение прочного и длительного мира между обеими странами» (Документы внешней политики СССР. — М.: Госполитиздат, 1958. — Т. 2. — С. 312).
Но и это, декабрьское 1919 года, предложение осталось без ответа из Варшавы. Совнарком 28 января 1920-го обратился с заявлением об основах советской политики в отношении Польши, подтвердив мирное предложение от 22 декабря 1919-го (процитированное выше), и указав, что нет таких вопросов между Советской Россией и Польшей, которые не могли бы быть разрешены путем мирных переговоров. 2 февраля ВЦИК РСФСР принял обращение к польскому народу, повторяющее указанное заявление Совнаркома. Причем в территориальном плане Москва предлагала Польше даже более выгодные условия, чем та впоследствии получит по Рижскому мирному договору 1921-го.
Но Варшава, грезившая воссозданием Речи Посполитой в границах 1772 г., не хотела связывать себе руки мирным договором с Советской Россией.
Если Советская Россия вынашивала планы мировой революции, то как расценить Тартуский мирный договор, заключенный между РСФСР и Эстонией 2 февраля 1920 г. (незадолго до нападения Пилсудского в апреле того же года)? Как понимать мирные договоры с Литвой и Латвией соответственно от 12 июля и 11 августа 1920-го? А ведь дипломатические переговоры и заключение указанных договоров происходило в момент наибольшего успеха Красной Армии в войне с Польшей (4 июля Западный фронт перешел в общее наступление, 10 июля был взят Бобруйск, 11-го — Минск, 14-го — Вильно, а 26 июля в районе Белостока РККА вступила на польскую территорию).
Зачем бы советскому государству эти договоры с «буржуазными правительствами» стран Прибалтики, имей оно намерения «разжигать пожар мировой революции» в Европе? Тогда, наоборот, логичнее было поднимать восстания в этих молодых государствах и направлять туда («на помощь восставшему пролетариату») революционные войска.
Достигнув в августе 1920-го — в ходе успешного контрнаступления — польской границы, командование РККА отнюдь не ринулось сломя голову дальше. Наоборот, возникли колебания: идти на Варшаву или ограничиться изгнанием противника с собственной территории? Польше опять были предложены мирные переговоры, но Варшава тянула время, рассчитывая перегруппировать войска и надеясь дождаться помощи от Антанты. По соображениям военно-стратегического характера (но отнюдь не исходя из идеи мировой революции) было решено продолжить наступление РККА вглубь польской территории.
Что касается создания польревкома во главе с Юлианом Мархлевским, то вполне естественно, что Советская Россия хотела иметь у своих границ дружественные государства, в том числе Польшу. И если последняя совершает акты агрессии и не желает садиться за стол мирных переговоров — что неразумного в том, чтобы сменить в этой стране власть на лояльную Советскому государству? Все вполне логично и отнюдь не экстраординарно. Таким образом пыталось бы действовать любое государство. Чем польревком хуже «правительства Петлюры», которое использовал Пилсудский?
Показательно и то, что в момент наибольшего успеха Красной армии, когда в победе над Польшей мало кто сомневался, Москва — в случае установления в Варшаве власти польревкома — соглашалась признать восточные границы Германии по состоянию на 1914 г., т. е. вернуть немцам то, что отняли поляки в 1918—1920 гг. Так, 12 августа 1920-го германскому правительству по поручению Троцкого было передано сообщение: если «будет образовано польское большевистское правительство, то это правительство добровольно передаст Германии прежние немецкие территории, если они этнографически являются немецкими» (Горлов С. А. Совершенно секретно: Альянс Москва—Берлин, 1920—1933 гг. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — С. 43). Что тоже не свидетельствует о намерениях разжигать мировую революцию в Германии.
Забавно выглядит и пассаж Ротфельда, в котором он вспомнил, как «в прошлом году Путин приехал в Гданьск на семидесятую годовщину» Второй мировой войны — и «вдруг, во время его пребывания в Польше, в России выплеснулась волна обвинений в адрес Польши в том, что она в 1939 г. была антисоветской, и что якобы Польша хотела стать союзником Гитлера... И в Польше все задавались вопросом: что происходит? Здесь Путин выступает с одним заявлением, а в России в это время такое пишут», — недоумевал экс-министр иностранных дел Польши.
Очевидно, в «демократической и свободной» Польше все журналисты пишут в строгом соответствии с тем, какую позицию озвучивает ее премьер-министр.
А как следовало писать российским журналистам? Видимо, вот так: «Польша была все-таки первой страной, которая выступила против Гитлера. Польский министр иностранных дел на тот момент Юзеф Бек, которого я, кстати, не считаю великим дипломатом, все-таки был интеллигентным, думающим человеком. И после захвата Чехословакии он был первым, кто сказал, что с Польшей этого не будет, и мы не допустим того, чтобы демократическое государство было уничтожено без единого выстрела».
Действительно, после Чехословакии Польша стала первым государством, которому пришлось столкнуться с Гитлером. Но правда и то, что Чехословакию — об этом пан Ротфельд скромно умолчал — Гитлер уничтожал при самом непосредственном участии Польши, получившей от Черчилля прозвище «жадной гиены».
Активное сотрудничество Польши с гитлеровской Германией началось еще осенью 1933-го. 14 октября Гитлер бросил свой первый вызов миру, объявив, что Германия покидает конференцию по разоружению и выходит из Лиги Наций. А 12 ноября — на следующий день после 15-й годовщины подписания перемирия в Компьене в 1918 г. — назначил плебисцит, чтобы заручиться поддержкой немцев в своих шагах по слому версальской системы.
Гитлеру грозила внешнеполитическая изоляция. Но Польша протянула ему руку. 15 ноября 1933 г. информационное агентство Вольфа (Wolffs Telegraphisches Bu..ro) опубликовало официальное коммюнике по итогам встречи Гитлера с польским послом в Германии Юзефом Липским. В коммюнике отмечалось, что обмен мнениями между сторонами выявил «единодушное намерение обоих правительств разрешить вопросы, касающиеся обеих стран, путем непосредственных переговоров и в целях укрепления мира в Европе отказаться от применения всякого насилия в отношении друг друга» (Документы внешней политики СССР. — М.: Политизда...
henioka